ФинПутевод

Ослабление национальной валюты закрепляет неэффективную систему управления страной

Нефтяной рынок запросто помножил на ноль мудреные прогнозные расчеты, обосновывающие недавно внесенный в Госдуму проект федерального бюджета на период 2015-2017 годов. Буквально за несколько недель цена на нефть скатилась до уровней на 15-20% ниже, чем предусматривается бюджетным прогнозом на будущий год. В свою очередь, котировки доллара по отношению к российской национальной валюте в середине сентября перешагнули через запланированный правительством среднегодовой уровень 2015 года (37,7 рублей), в конце сентября — 2016 года (38,7 рублей), а в самом начале октября — 2017 года (39,5 рублей).

Менее чем за месяц они ударно проделали предначертанный им трехлетний путь и уверенно двинулись еще выше.

Сложилась парадоксальная ситуация: правительство пойдет в Думу отстаивать безнадежно отставший от реалий бюджетный законопроект (вносить в него концептуальные изменения никто не собирается, и депутаты, судя по всему, с этим заранее согласны). В ответ на критику, касающуюся эскалации всевозможных рисков, министры справедливо возражают, что в условиях намеченного Банком России перехода к свободному курсообразованию бюджет будет в значительной мере застрахован от нефтяной конъюнктуры. Действительно, при соответствующей ей динамике курса рубля к доллару цена на нефть в рублевом выражении и зависящие от нее налоговые поступления останутся фактически неизменными, а все возникающие временные кассовые разрывы и прочие шероховатости с легкостью могут быть нивелированы за счет резервных фондов.

Однако переход к новой точке условного бюджетного равновесия при более низких ценах на нефть и котировках рубля вовсе не столь арифметически выверен, как может показаться на первый взгляд. Если бюджетные затруднения действительно представляются вполне разрешимыми, то российская экономика в целом неизбежно столкнется с целым рядом негативных эффектов.

Во-первых, в силу существенной доли импорта на потребительском рынке обесценение рубля быстро транслируется в совершенно определенные инфляционные последствия.

В краткосрочном аспекте это бюджету опять же выгодно, но на более длинном горизонте в связи с потребностью в увеличенных расходных и тарифных индексациях раскручивается инфляционная спираль по схеме «цены-доходы-ожидания-цены». Разорвать этот порочный круг с использованием одного лишь процентного инструментария, имеющегося в распоряжении Банка России, будет крайне непросто. Помимо всего прочего, инфляционная гонка чревата острыми социальными последствиями — в первую очередь для наименее защищенных категорий граждан, получателей фиксированных и редко индексируемых доходов.

Во-вторых, девальвация может негативно сказаться на устойчивости финансового сектора.

Дополнительным фактором нестабильности здесь служит необходимость погашения и обслуживания валютных долгов финансового и корпоративного секторов (по данным ЦБ, с октября 2014 года по июнь 2015 года это порядка $115 млрд, более четверти объема золотовалютных резервов) в отсутствие возможностей их рефинансирования.

При этом важен не только сам уровень будущего курсового консенсуса, но и траектория движения к нему: наверняка появится много желающих проверить новую политику ЦБ на прочность путем раскачивания валютного рынка. В свою очередь, Банку России тоже придется «играть с листа», заново формируя операционные ориентиры поддержания финансовой стабильности как в целом, так и на отдельно взятом валютном рынке, а также ожидания его участников. Несомненно, это еще один потенциальный фактор риска.

В-третьих, повышая текущую конкурентоспособность национального производителя, слабый рубль одновременно подрывает ее в перспективе — как с точки зрения крайней неясности инвестиционных ориентиров, так и в связи с ускоренным удорожанием импортных технологий и оборудования в условиях резкого сужения возможностей финансирования соответствующих закупок.

Здесь уместно вспомнить, что именно упорное и вполне рациональное нежелание частного сектора инвестировать лежит в основе нынешней экономической стагнации.

В целом же переход к новой, более низкой для рубля точке равновесия, вполне возможно, окажется на этот раз куда болезненнее для российской экономики, чем это случалось ранее, и приведет к ее дальнейшей разбалансировке. Вспомним также, что психологически курс доллара в России — это не просто курсовое соотношение. Это еще и универсальный индикатор экономического положения страны: сильный рубль укрепляет национальное самосознание, тогда как слабеющий, наоборот, создает у самых разных категорий населения чувство уязвимости и неуверенности в завтрашнем дне.

В любых иных условиях социально-политическую толерантность к девальвации, тем более не разовой, а мучительно-постепенной, не стоило бы переоценивать, но сегодня явно наступили новые времена. Мощные внеэкономические факторы льют воду на мельницу дальнейшего обесценения национальной валюты.

Не секрет, что новое валютное равновесие меняет баланс сил на отечественной политико-экономической сцене. Неизбежно заметное повышение статуса поставщиков валюты на внутренний рынок — т.е. главным образом экспортно-сырьевого сектора, а также перераспределяющего возросшую ренту государства и его обширной финансовой империи, тогда как позиции импортеров товаров и услуг, включая как несырьевой бизнес, так и обычных граждан, соответственно, ослабеют. К тому же удорожание зарубежных благ в нынешних условиях оказывается как нельзя более удобным для властей и чисто с политической точки зрения — оно сработает гораздо эффективнее, чем возведение формальных барьеров в виде любых новых эмбарго или «железных занавесов».

Таким образом, по мере обесценения рубля сама собой закрепляется система, далеко не самая удачная и для выхода из нынешнего кризиса, и тем более — с точки зрения долгосрочных интересов развития страны.

Новости.

Комментарии запрещены.